это гребаный стыд. навела себе чаю и села смотреть обновления на асгард-кинке. в какой-то момент, поняла, что, в очередной раз отхлебнув чаю, забыла его проглотить и он капал из приоткрытого рта. блять.
Я не хочу делать культуру речи, я хочу мур-мур-мур где-то это уже было, правда? дабы не терять своих драгоценнейших ПЧ, я не буду повторяться, а лишь скажу, что мне все адски лень. факт в том, что сегодня Владивосток засыпало снегом. даже не так. сегодня Владивосток ЗАСЫПАЛО. занесло, унесло и заморозило.за окном белым бело, под ногами хрустит и воротник куртки мокрый и куцый, как мышь. всю жизнь вокруг меня терлись ребята, которые любят снег - они этому только рады. ууу! ведь снежок еще такой белый, чистый, неистоптанный. не желтый, не черный, не серый, не снеголед, не снегокамень. а именно снег. но тут я позволю себе повториться: для Владивостока снег - одна большая трагедия. пусть сим ребяткам и радостно, а тем, кому с утра на работу или учебу, радости никакой нет пердолить по такой погоде, когда еще может сегодня и не работа с учебой, а отгул. а еще я без мозгов это, конечно, известно всем, но тут погодные условия добавили чуточку жести для моей ликующей шизы. осадки, они всегда такие сволочи. так что шиза танцевала, кружилась улюлюкала, и медленно раскачивался автобус перед моими глазами. как я дошла до дома есть мировая тайна. но обнимая дома свои подушки - а их на моей постели очень много для одного человека - я готова была стонать от радости и ощущения того, что я в горизонтальном положении. сейчас, проспав четыре часа, я даже готова заняться подготовкой домашнего задания на четверг. то бишь, разумом готова, а душа так и капризничает и просит еще пару-другую сотен минут отдыха. коварная, как будто точно знает, что у меня можно просить. я даже резко вспомнила, что у меня до хрена всякого ненаписанного и недописанного. вспомнила, что у меня есть парочка больших и неисследованных фанфиков по имсоартурам. а паре коварного из иудея и развратного воришки мне особенно трудно отказывать. я нашла всяких фильмов, которые мне было бы очень интересно посмотреть или пересмотреть. а еще кто-то очень хитрый спровоцировал сегодня мою фантазию, и она сплошь рожала то, что НЕЛЬЗЯ НЕ ПОКАЗАТЬ. особенно если мне надо делать культуру речи. и еще всего докучи. ну в общем понятно, да? так что культура речи у меня совсем не идет. а кто виноват? снег!
мне отчаянно захотелось чего-то грустного. то ли музыка поспособствовала, то ли просто не писала ничего давно - неизвестно. но так или иначе, вылилось это все в ангстовое трололоки с маленьким рейтингом. Старые привычки Слишком много золота. Слишком много. Золотые стены и высоченные золотые своды зала, золотые блюда, золотые украшения. Слишком ярко, светло и вычурно, громко, звонко и оглушающе. Здесь все пестрит в знак торжества, мерцает каким-то ровным, благородным светом. Свет мягко разливается по мраморному полу, касается светло-желтых портьеров и обходит стороной мрачное темное пятно, застывшее рядом со счастливой парой. Это кажется странным - видеть на свадьбе, такой яркой и красивой, несчастливое спокойное лицо и неторжественный наряд, будто траурный. Рядом с молодоженами - сплошное золото из дорогих одежд, смеха и охотных ласковых поцелуев - темнеет что-то болезненно безрадостное и безнадежно пьянеющее от горя и душного эля. У пятна, пусто глядящего на смешливого рослого жениха, есть имя. Красивое и мелодичное - Локи. Ло-ки. Локи. Красивое имя, верно? Локи. Огонь. Любопытство. Шалость. Самое яркое, самое теплое из всех имен. Из уст Тора оно звучит громко и протяжно, будто он намерено тянет первый слог и коротко выдыхает второй, намереваясь рисовать на стекле. Немного неуклюже, но Локи отчего-то нравится. А когда к этой неуклюжести прибавляется доля угрозы - еще и волнуется, забываясь в раскатах грубого голоса и темном недовольном взгляде. Локи чувствует себя зависимым, и еще и еще вытягивает для себя эти нотки, намеренно совершая какие-то безумства и глупости. Локи кажется, что по нему все видно: волнение, восхищение, восторг. Видно, слышно, осязаемо. Ему кажется, что каждый понимает, что вообще происходит. Ему наплевать на это, и он счастлив ровно до той минуты, как получает приглашение на свадьбу. Он сначала долго смотрит на брата, такого счастливого и радостного, а потом, выдавливая кривую нечеткую улыбку, понимает - этот восторженный идиот так ничего и не понял. На собственные похороны Локи приходит с опозданием. Он намеренно сидит черным безрадостным пятом, кажется очагом неприветливости и какого-то отчуждения, и щурит глаза, быстро уставшие от золотого изобилия. Локи видится себе полностью вымаранным в собственном эгоизме и унынии. Он носит темные одежды, он отказывается смотреть на свет и разглядывает свои наручи, выделанные из темно-зеленой кожи. И даже имя его погружено в эту пустоту. В голод и тоску. Локи. Обман. Пожар. Погибель. Ло-ки. Локи. Грустно, правда? И Локи не отрицает, что одна его маленькая слабость обернулась огромной, всепожирающей трагедей, которая отбирает даже эмоции. Локи принимает это. И начинает размышлять о том, как черная пачкотливая темнота его сердца однажды коснется светлых, как пшеница, локонов невесты. Так домашний очаг разгорается пожаром, а золото начинает чернеть.
вряд ли из этого выйдет цикл, ибо времени нет совсем. хотя некоторые пары со стороны этого кинка я тоже хочу показать. например, КакуХида или ХашиМада. да тот же агонцест конгоцест. или крисотом. или трололоки. фак. ну, думаю, меня поняли. поэтому написалась только ХируСена, но от этого пошлых мыслишек не стало меньше, да. приятного чтения! и да, оно ну совсем не бечено
Автор: kritik Бета: нет беты Фандом: Eyeshield 21 Пара: Хирума/Сена Рейтинг: NC-17 Жанр: порн, романтики чуток Предупреждения: ООС, кинк, Сена-не-девственник, ER. Размещение: ежели князь благосклонен будет да не омрачится чело его светлое тяжкими думами, то сможешь ты, смерд, грамоту бесстыжую себе оставить. Да только о ссылках не забывай. Дисклеймер: не мое и коммерческой пользы с этого не несу. От автора: меня съели похотливые мыслишки и выплюнули обратно совершенно испорченным. меня пытали долго и изощренно, мои мыслишки бунтовали, устроили революцию и в итоге я благородно решила просрать парочку ночей на благо фанфикшена. отдельно за моральную поддержку бунтовщиков хочется поблагодарить товарищ финсток
О ночной жизни креветок Все произошло очень тихо и спонтанно. Не в духе Хирумы, который, действуя исподтишка, в любом случае с торжеством и минометами демонстрировал результат своего труда. Короче говоря, все могло бы произойти гораздо-гораздо масштабнее и с размахом. Да, Сене было известно, что отныне из-за определенного влияния Хирумы на директора основному составу команды по американскому футболу разрешалось очень многое. Не то, чтобы они потом не получали за это же, только больше, сильнее и от капитана... Просто теперь в школе Деймон царила непередаваемая атмосфера затишья и ползков по углам. Такого не было даже в те времена, когда весь преподавательский и ученический состав только-только знакомился с хирумиными методами воздействия, влияния и общения. Хотя, безусловно, первые дни террора можно было считать самыми волнительными и незабываемыми. Но речь не об этом. В момент, когда Сена получил сообщение и, пряча телефон на коленках под партой, открыл его, он понял, что начался его личный террор. Наверное, стоило бы начать с того, что об их отношениях знали все. Все - это все, кто хоть как-то знал Хируму и Сену. Хирума особо не скрывался, Сена особо не сопротивлялся, а Мамори не возражала - она даже не начинала этого делать, словно и на нее деймоновский демон нашел управу. Скорее всего, так бы и оказалось, если бы случай не касался именно Мамори. Она просто, наверное, решила не мешать Сене искать свое счастье, даже если оно скалилось акульим наобором зубов и скрашивала досуг стрельбой по живым мишеням из автомата. Никто не мог представить, как будут выглядеть отношения с Хирумой. Хотя Сена вроде не ходил побитым, не хромал и не жаловался никому, да и вообще ничего не говорил. Он молчал, старательно делал вид, что он все такая же наивная креветка, и что между ними ничего нет. Никто особо с расспросами и не лез, А идти спрашивать Хируму было как-то... страшно и стремно. Хотя было до жути любопытно узнать несколько вещей, связанных с уникальной анатомией национального шантажиста и стратега. Поэтому любопытство, неудовлетворенное отсутствием информации из первых уст, местное общество компенсировало многократно возросшей наблюдательностью и сплетнями, множеством-множеством сплетен, которые не мог пресечь даже Хирума. Умолчим о том, что часть сплетен он пустил на слух сам, ради своих каких-то глобальных целей и идей. Но по-другому, скорее всего, Хирума не стал бы делать - создавая и закрепляя свою сеть влияний, он старался использовать все доступные ему средства, чтобы подольше продержаться в своих начинаниях. Подобное положение происходящих вещей - малое количество достоверной информации, какие-то слушки, чуть ли не слежка - задало одну смущавшую Сену тенденцию: когда он получал сообщение, к нему приглядывались все. Когда он с кем-то говорил по телефону, к несчастному раннингбеку приглядывались и прислушивались все. Когда он просто с кем-то говорил, творилось вообще черте что. Слава всем известным богам, что Хирума догадался не звонить ему прямо на уроке, с него станется ведь. Сена открыл полученное сообщение и резко передумал. Лучше бы Хирума позвонил или даже пришел сам - теперь Сена особо не возражал бы. И не стал бы возмущаться, что это происходило бы прямо на уроке. Лишь бы не... Все познается в сравнении, так? На него смотрели пристально, пока он попеременно краснел и бледнел, впившись удивленным взглядом в экран телефона. Теперь Сену точно будут доставать вопросами и ненавязчивыми попытками заполучить телефон, из-за которого лучший школьный бегун начал жаться и лихорадить, как томная девица. Вечно этим идиотам было нечего делать. Сена же был не в силах оторвать взгляда от превью видео на небольшом экране телефона. Он смотрел-смотрел-смотрел, а экран все норовил погаснуть. И Сена дрожащими от волнения пальцами давил на кнопки увеличения или уменьшения звука, рискуя каждый раз нажать на плей и дать всем послушать компромат на себя. Картинка на превью была подобрана пугающе удачно, да и сама тематика... Сена с хлопком закрыл телефон и поднял на учителя несчастный олений взгляд, готовясь выпрашивать разрешение уйти с занятий. Когда Сена так смотрел, даже Хирума иногда не мог удержать своих позиций. Но не то, чтобы Сена претворялся или вообще имел какое-либо представление о том, как выглядит в этот момент. У него просто не поворачивался язык просить о такой дерзости, и приходилось молча надеяться, что преподаватель поймет все по глазам. Тот нахмурился, поморщился досадливо и просто махнул рукой. Мол, идите, Кобаякава. Ведь информация о том, где учитель проводит выходные, все еще была у Хирумы. Сена расцвел, благодарно улыбнулся и тут же залился краской стыда от осознания, что сейчас он воспользовался щекотливым положением преподавателя... Но, так или иначе, общество Хирумы навязывало некоторые не совсем хорошие принципы. Надо было привыкать. Сена махом свалил учебник и тетрадь в сумку и умчался прочь, даже не закрыв ее. В руке он судорожно сжимал телефон. Сена все думал о том, когда Хирума успел такое снять. Правда, еще Сена думал о том, как бы это посмотреть так, чтобы его не поймали на этом деле родители. Сена слишком податливо тянулся к тому, что его могло изменить, и не всегда в лучшую сторону. Он пару раз спотыкнулся по пути, чуть не вписался лбом в столб, сбил какого-то мужчину и один раз забежал в совсем не ту степь. Сена совсем забыл о том, что он даже не переобул сменку и оставил форму висеть на небольшом крючке сбоку парты. Главное, он не забыл телефон. Родителей не оказалось дома. Сена скинул на пол незакрытую сумку, кое-как, наступая на пятки, снял обувь и помчался наверх в свою комнату. По полу прихожей покатились ручки и кисти и, выпала какая тетрадь, которую было бы глупо оставлять в таком беспомощном положении, когда по дому бродила кошка... Возможно, потом Сена пожалеет об испорченных конспектах, о пожеванных и частично утерянных кистях, о сумке, о которую долго и с чувством будут точить когти, но пока... Пока Сена только набрался храбрости запереться в своей комнате и дрожащим пальцем тыкнуть в единичку клавиатуры сотового. Телефон отозвался долгим писком и сообщил о начале вызова. Сена сидел на полу, прижавшись спиной к двери, и считал мерно раздающиеся гудки. ...пять. - Да? - сказал голос Хирумы. Сена шумно сглотнул и тихо-тихо выдохнул: - Что это? - О креветка! - хмыкнули в ответ. - Ты только получил сообщение, что ли? - Я дома. На том конце что-то зашуршало, захрипело, и Хирума приглушенным голосом кому-то сказал: "Можете продолжать - вы мне не мешаете". - Так ты еще и с занятий ушел? - довольно протянул Хирума, заглушая блеявший на заднем фоне голос: "Формула площади кривой трапеции...". - Я не буду это смотреть. - Врешь. Да, Сена врал. Но, скорее, из-за непонимания, что вообще происходит, чем из-за желания противоречия. - Зачем? Сена смотрел на свои коленки, и видел небольшие точки свалявшейся ткани, тонкий светлый волосок, который сразу было и не заметить. Сена отчего-то волновался и не хотел слышать ответа, но поступки Хирумы всегда имели под собой какое-то третье дно и игнорировать даже даже такой... неожиданный поступок было бы глупо. По крайней мере, так думал Сена. - Просто погляди на себя, креветка. Кстати, можешь с компьютера посмотреть - качество видео позволяет, - сказал Хирума после недолгой паузы и отключился. Сена ткнулся лбом в подтянутые к груди колени, пробормотал: "Вот же извращенец" - и поднял неуверенный взгляд на потухший экран телефона. Единственная за все существование этого телефончика эмэмэс занимала половину всей памяти. ...Это был позавчерашний вечер. Точнее, где-то середина ночи. Они к тому моменту успели разбить бра и надоесть всем соседям, считая тех, что были снизу и сверху. Это была почти документальная запись о том, что нужно сделать с креветками в посели. По крайней мере, так объявил Хирума, стоило записи начаться. И это было далеко не начало. Сена видел свои бедра в подтеках спермы, видел свою задницу и чью-то когтистую руку. Сена слышал себя, слышал хриплое дыхание Хирумы и почти неразличимые мокрые звуки, с которыми двигались пальцы Хирумы в заднице Сены. На крепких покрасневших от шлепков ягодицах виднелись круглые синеватые пятнышки, словно за них сильно и жадно хватались и держались долгое время. Краснела парочка царапин и один след от укуса. И тот Сена так решительно и бесстыдно выставлял свой зад, что этому Сене, который смотрел видео, становилось стыдно. Он умолял. Он просил. Он говорил: - Пожалуйста, Хирума-сан, пожалуйста, перестань уже... А-а-а-ах!.. Хирума-сан... И сам двигался на длинные пальцы, неровно, резко и нетерпеливо шевелил задницей. Было видно, как пульсирует в сжатиях-разжатиях растянутая дырка; и каждый стон, каждый вдох можно было соотнести с неспешным ритмом, с коим Хирума пальцами трахал Сену. Другой Сена, настоящий, что со смятением наблюдал за собой, на каждый свой-несвой вздох отвечал таким же вздохом, невольно вспоминая ощущения, от которых он так непредусмотрительно потерял голову. Сена не думал, что его снимают на камеру, но он точно помнил, как Хирума все это говорил. - Выше задницу подтяни, креветка. - Блять. - Давай, раздвигай, так... Дай мне посмотреть на тебя. И себе - на себя. - Черт. - Да... здесь... - Проси меня. Настоящий, смущенный и полностью окунувшийся в воспоминания Сена, положив ладонь на ширинку, неровно и часто сжимал свой член через ткань. Глотал стоны и жмурил глаза, уже не видя, как он жадно и охотно принимает в себя член, продолжая руками держать ягодицы раздвинутыми. Он не видел, как гладко и глубоко двигался в нем член Хирумы, но он это ощущал. И ощущения, хранящиеся в памяти, окутывали и затуманивали сознание Сены с таким же успехом. Он медленно сползал ниже, ложась на пол спиной, и дергал рукой, мучил себя и слушал громкие вздохи Хирумы, перекрывавшие скулеж Сены. Телефон лежал рядом, у уха, и на громкое, возбужденное: - Кричи! Сена отозвался такими стонами и воплями, что настоящий он, тихо всхлипнув, задергался в мелких конвульсиях. Хируме нравилось это, Сена слышал это краем агонизирующего сознания, что такие кошачьи вопли подрывали в демоне жалкие остатки разумного. Сена метался по полу, помня о запрете касаться себя сзади. Сена, чуть не порвав пуговицы на рубашке, тискал свои соски, сжимал их и тянул. Ему было решительно все равно, что его тетрадь в этот момент доживала последние секунды под безжалостными лапками, и что в его спальне в самом углу рядом с гардиной горел маленький красный огонек. Все равно, что кое-кто остался неравнодушным к происходящему в этой комнате. Там, на видео Хирума кончал под звонкие вскрики Сены. Это бормотание, хриплое неразборчивое, было до дрожи и судорог знакомым. И оргазм накатил так неожиданно и так резко, что Сена с треснулся макушкой о дверь и с мягким стоном обмяк, обтекая небольшим пятном на школьных брюках. Видео закончилось, и грянула относительная тишина. Шуршал телефон простынями. Хрустела кисточками и ручками Питт где-то в прихожей, дерганно тикала стрелка на остановившихся часах, и ныл натертый тканью член. Сена расслабленно приоткрыл глаза и наткнулся взглядом на маленький красный огонек, что висел в самом углу над гардиной. Сена коротко вздохнул, переживая еще кое-какие факты, и слабо улыбнулся огоньку. Закрыл глаза. В ногах коротко пиликнул телефон. Сена решительно не помнил, когда он успел туда попасть. И самое грустное, что пришлось встать, чтобы прочитать сообщение. Хотя еще кружилась голова и немного покалывало кончики пальцев. "Завтра после занятий пойдем ко мне". Это значило, что завтра все ощущения будут полнее, целостнее, реальнее. Еще - что родителям уже позвонил якобы преподаватель по факультативам и предупредил о занятиях. Что завтрашняя вечерняя тренировка уже отменена. А вот сегодняшняя - нет. Сена встал на ватные ноги и принялся стягивать с себя брюки. Он подумал, что завтра перед тем... ну, в общем, сначала Сена отберет у Хирумы телефон, чтобы такой казус больше не повторился. И улыбнулся своим мыслям, довольно кивнув. Только вот наивная креветка никак не могла предположить, что Хирума уже закупился профессиональной техникой для съемок и обставил свою спальню зеркалами, поддаваясь разыгравшейся фантазии. Но рано или поздно Сена обязательно об этом узнает. И вряд ли сможет что-то поделать. Дурное влияние чтоб его.
Я пишу одновременно пять фанфиков, два из которых прихоть моей сладострастной ладошки. Через неделю-другую у меня начинается беспрерывный поток контрольных и зачетов. И надо бы начать готовиться уже сейчас, но... ХОУМПОРН Кажется, я ёбнулся окончательно
Смотрю Волчонка параллельно чтению Американских Богов. Иногда брутальность Дерека настолько велика, что оно мне очко колет -_- факен шит, я хочу, чтобы он трахнул Стайлза.
я давно не слышала красивой и пронизывающей музыки, говорящей без слов. не классику, а то, что создают в наше время. творят, возводят, обличают душу в мелодию. я не знаю такого слова, которое смогло бы описать мои чувства. они какие-то скомканные, перемешанные, и их очень трудно выразить. но одно я поняла точно: видимо, что-то в моей жизни все же происходит, потому что на середине мелодии я разрыдалась. лежала под одеялом и давилась слезами. пыталась сильно не всхлипывать - отец в соседней комнате за компьютером сидел и мог услышать. а я все никак не могла остановиться. фак. почему мне так грустно?
Когда Сена по просьбе Хирумы нес из кладовки запасные мячи, он совершенно не думал о том, чтобы смотреть под ноги. Не до того было. У него перед носом опасно качалась гора мячей, да и выполнить грозное указание капитана хотелось поскорее. Поэтому, когда расстояния до осветленной макушки оставалось не так много, Сена на радостях совсем позабыл о собственной неуклюжести. И споткнулся. Мячи дождем посыпались на него, носом ткнувшегося в газон стадиона, и на Хируму, который очень выразительно закрыл лицо ладонью в беспомощном жесте. - Простите... - от стыда горели уши и затылок, который, по ощущениям, Хирума буравил взглядом. Сену вздернули на ноги и принялись тщательно общупывать, осматривать, отряхивая пыль с бедер и почему-то с задницы, которая пострадала меньше всего. - Кривоногая креветка, - проворчал Хирума, задрав Сене штанину и оглядывая лодыжку, мол, не подвернул ли. - Прибить тебя, что ли. Чтоб не мучился. - Не надо, Хирума-сан, - проблеял тот в ответ. - Я исправлюсь. - А, по-моему, ты сам даже дрочить не научишься, - фыркнул капитан в ответ, не зная, что у его раннинбека хватит смелости согласиться с этим вслух. А еще немного позже - попросить капитана научить его. Да, тому самому.
В этом ебаном корыте, что зовется моей квартирой, ни на минуту нельзя остаться одной, чтобы немного вздремнуть. Всем надо прийти или позвать, что-то сказать или спросить. И не дай бог, ты не будешь бодрствовать в этот момент, чтобы не помочь ищущему сию же секунду. У меня даже гребаной двери нет. Мама, сидя в соседней комнате, на расстоянии трех шагов от меня, может позвать бравым криком, чтобы я примчалась, пулей подскочив. Ей лень встать и посмотреть, почему у меня в комнате так тихо. Она лучше позовет меня, даже если это будет стоить мне сна. Ей же надо знать. И поэтому она спросит. - Ты дрыхнешь, что ли? Да нет, блять. Фигней маюсь. Лежу с закрытыми глазами и пребываю в другом временном пространстве. Нет, мам, все ок. Мне совсем не нужно спать. А если родители посчитают, что уже поздно для сна, они милосердно разбудят меня и спросят тот самый неповторимый и бессмысленный вопрос: - Ты дрыхнешь, что ли? Да нет, блять. Хренью маюсь, разве вы не видете? За прошедший час меня пять раз подняли с постели. Ну, там ручку попросить, телефон отдать. Я не совсем помню, как я это провернула так, что меня не заподозрили, но да ладно. Один раз ко мне пришел отец. Увидел, что я немного офф, и... - Ты дрыхнешь, что ли? - Ну как-то так... - промямлила я. - А что? - Поднимайся! - он хлопнул меня по заднице. - Пора ужинать. Ну точно. Я не хочу просыпаться ради еды. У меня чернота под глазами не от голода. Через десять минут пришла мама. Я не буду повторно писать этот вопрос, но я сейчас просто Халк. И Халк хотеть спать. Безумно просто.
ненавижу момент гибели Халдира. это так грустно и горько. особенно после того, как так он неловко, но искренне обнимался с Арагорном. как с гордостью и достоинством говорил: мы пришли, мы здесь, потому что вам требуется помощь. как насмешливо и довольно провожал гостей до Лотлориена. а сама беседа на посту: вы несете зло, и мы не можем пропустить вас. его было адски мало в фильме, я щитаю. но Халдир великолепен как рассвет. дада, я взялась пересматривать властелина. какой раз - точно не сказать
Я плохая девочка, и я не хочу читать Гамлета и учить про "бляйпт блаукраут". Я хочу мур-мур-мурчитать о том, как сучка Артур орал под воришкой Имсом, и как Сена своим розовым юрким язычком обрабатывал пирсинг на члене Хирумы. Еще можно было бы и о томной принцессе Кучики почитать. Коя зовется Бьякуей. Вариант того, что ее нагнет Зараки и отымеет своим воинственным орудием, - тоже очень даже ничего. Про Локи и Тора вообще молчу. Я их не только читать хочу, но и писать о них порнпорнпорнпорнпорнпорнромантичные истории. Но Гамлет - фуфуфу. На третьей перечитке он кажется уже каким-то не таким. Предсказуемым, штоле? Вот такая я плохая.
для бог с дредами! сей полуночный опус я посвящаю тебе. ты дорог мне, бро. меня давно так по фандомным идеям и мыслям давно не понимал так что надеюсь, что ты останешься довольной) Шин/Сакураба Романс, дождь и обнимашки, стальные шиновские обнимашки и Сакураба-инициатор. PG-13 Борьба с медведями - Сакураба, что с тобой? Судьба смеялась над смертными. Это был самый нелепый, самый уместный и неуместный вопрос в жизни Харуто Сакурабы. Задавать его человеку, который под проливным дождем таскал на себе бревна, было... проявлением элементарной вежливости? Сакураба чихал и периодически почти плюхался лицом в лужи. У него болели ноги, руки, голова и вообще все тело. Он до чертиков продрог, в кроссовках вот-вот заведутся лягушки... и вопрос относительно состояния Сакурабы был действительно уместным. Если бы не одно но. Задавал его Шин. Собственной персоной. Сакураба осторожно опустил ненавистное бревно на мокрую чавкающую землю. Он осторожно посмотрел на Шина. Осторожно выдохнул: - В смысле? Возможно, сейчас Шин скажет о том, что у Сакурабы микроскопические признаки надвигающейся атрофии мышц, что у него неравномерно они накачаны, или, на худой конец, что у Харуто из плеча торчит стрела. Но никак не: "Ты, кажется, подстригся". Сакураба сначала приготовился бежать. Потом вспомнил, кто именно смотрит на него таким вопрошающим взором, и простое отступление сменил на более удобную тактику: убегать и кричать. Орать. "Шин сошел с ума!". Срочная эвакуация школы. Вызывайте Хируму и Айшилда. - Ты... как ты заметил? Наверное, если делать слишком резкие движения, то Шин заметит и даже не даст совершить и пары шагов. Сакураба медленно-медленно пятился, совершенно и очень удачно забыв о бревне. Он безотрывно смотрел на Шина, а тот глядел в ответ своим нормальным ясным взглядом. Только вопросы все равно были очень подозрительными. - Я не знаю, - серьезно ответил Шин. - Но я стал много замечать, Сакураба. Ты очень часто начал меняться. Зачем? ...кто менялся? Сакураба? Последние изменения в его жизни произошли около месяца назад, когда две трети его фанаток слегли с нервным приступом, а оставшаяся часть долго и надрывно плакала кровавыми слезами. Еще бы, лысый кумир. Остальное время Харуто проводил наедине с тренажерами и собственными идеями, которые помогали ему с психами не забрасывать все усиленные тренировки и работы над собой. Сакураба почти не изменился за очень долгий период времени. Или до Шина только сейчас дошло? И Шин до него дошел. Пока Харуто метался в своих мыслях, как в клетке, свихнувшийся лайнбейкер решил преодолеть несколько метров, разделявшие их - Шина Сейджуро и Харуто Сакурабу. Господи, подумал Харуто. Что сейчас будет. Что сейчас будет, повторял он в мыслях, испуганно и удивленно глядя в серьезные глаза Шина. Тот смотрел так, словно он изучал новый вид тренажера. Или чьи-то мышечные особенности. - Прости, - сурово сказал Шин. - Но отчего-то мне необходимо это сделать. Вероятно, я тоже заболел. ...наверное, никто и никогда больше не испытает в жизни такого облегчения. У Сакурабы с сердца по камешкам посыпалась Фудзи ревущим камнепадом. Его душа через пятки пробурилась до Америки и успела вернуться обратно. И сердце заклинило. Шин просто обнял его. Точнее сказать, стиснул так, что захрипели кости и внутренности решили последовать за гулящей душой, но в исполнении Шина оно было очень даже ничего. Сакураба замер, пытаясь соотнести ту нелепицу, что недавно нес Шин, с только что произошедшим. И прохрипел: - Не так сильно. Шин покорно сделал хватку слабее - и мгновенно дышать стало легче. Тогда Сакураба позволил себе расслабиться. Конечно, два обнимающихся парня - это более чем странно. Это ненормально и вообще. Но любые слова и действия от лица Шина Сейджуро всегда приобретали оттенки стальной ненормальности и ясности. Так что к этому Сакураба привык. Поэтому все, что делал Шин, следовало осознавать и принимать. Особенно, если он с такой прямолинейностью и смущением наконец-то заметил, что кто-то сменил прическу. Или стал чуточку ближе сердцу. Самую малость - на несколько ярдов.
Часть фанфиков и записей пришлось удалить -_- И с сих грустных страшных пор объявляю, что всем описываемым мною персонажам больше 18. Сене отныне 18, ага, да. Как пить дать 18. И Рики не 17, нисколько. Он монгрел, старый монгрел. Все эпитеты по типу "мальчишка, мальчик, юнец" лишь состояние нежной трепетной бесхребетной души. Ну а насчет столетних шинигами, стариканов-ниндзя и тысячелетних богов я не волнуюсь. Геронтофилию-то нам не запретят?
хуйня высшей категории...и если на секундочку забыть, Что мир встал на руки, А мысли пали жертвой; И если на секундочку забыть, Что монстры есть в шкафу, А под кроватью ведьмы; И если на секундочку забыть, Что ветер колется И солнце ослепляет; И если на секундочку забыть, Что лето умерло И холодно зимой; И если на секундочку забыть, Что кофе горький И чай не настоящий; И если на секундочку забыть, Что Смерть живет И время неподвластно, Что море сохнет, И исчезает лес; Что человечество само себе опасно, И каждого третирует Проклятый левый бес. То через зиму в мире вверх ногами, Идя по кладбищу для мыслей и детей, Сражаясь с ведьмами и убивая монстров, Закрыв лицо от ветра и тепла, По покрывалу трав и молодого снега, Глотая кофе и безобразный чай, Сквозь время, Смерть и ссохшие деревья, Ты выйдешь к морю, и лишь на самом дне Увидишь там цветущий светлый лотос, Который в руки ляжет ласково тебе. И может, лишь тогда заметишь, путник, Что срок в секундочку в борьбе и суете Стал часом, годом, а потом - тобою, Открыл глаза: тебе, зиме и мне.
Есть такие люди, которые считают себя пупом Земли. Я не знаю, где располагается это отвестие, но, устроившись в нем с комфортом, некий субъект А начинает думать, что все в этом мире для него. Он думает, что ему должны целовать ножки, ручки и трепетно подтирать задик, ползая за Его Светлейшим Сиятельством на коленях. Слушаться и повиноваться, внимать любым проблемам и забывать о своих. Ему должны смотреть в рот, забыв о человеческом достоинстве. Субъект В ради субъекта А должен стать объектом. И это очень грустно, не находите? Такое безумие начинается очень рано. Дети смотрят на родителей и, приходя в школу, начинают вести себя так же. Дразнят, издеваются, презирают, игнорируют. И всему находятся причины. Правда, они всегда до невразумления смешны. Они нужны для отчета перед собой и перед родителями, если все же травля вскроется. Взрослые, к сожалению, дурят так же. Какие-то глупости томятся в головах людей. И субъект А начинает несправедливо думать, что он лучше кого-то. Что он лучше всех. Он верует, что все должны его любить. Но вот вопрос: а с чего? С чего субъект А думает, что кто-то чего-то недостоин? Вот загадка, правда же. К сожалению, не в моих правилах переубеждать в чем-то людей, но если они продолжают держать над собой статус Пупа Земли, то им стоит знать, что это всего лишь маленькая неглубокая сморщенная дырка.