вчера мне на фикбуке написали разгромный отзыв к "Огням Гелиоса", в котором обвинили, что Джек отстегнув руку Риса, вероятно, сделал ему ОЧЕНЬ БОЛЬНО.
это Джек-то, представляете?
ничего больше не буду говорить по этому поводу, а просто потеряю остатки стыда и кину сюда принтскрин отзыва. я считаю это маленькое словесное негодование миниатюрным шедевром, а потому его автору передаю привет и благодарность знай, что ты тоже сгоришь в аду
читать дальше
сегодня случилось чудо. помимо того, что я написал фанфик и сразу же кинул его Бороде, Борода начал орать мне в личку и гиенить, как скотина, но я считаю, что автора того шедевра он переплюнул, написав супер-шедевр по мотивам супер-шедевр по мотивам
и короче, раз уж тут я сознался в тайном творчестве, кидаю фик сюда
вдохновитель и концентратор идеи - Грамм Граммыч. написано, чтобы изничтожить плохое настроение капризного Бороды.
называется... Прозаический Оксюморон.
а вообще я всех люблю
Прозаический Оксюморон.
Красавчик Джек/Рис, НЦ-17, ООС, АУ, кинк, нецензурщина, нестандартное использование галстука, немного кровяки, больные отношения
1708 слов
читать дальшеНеожиданность, она как пощечина или шлепок по заднице. У Риса при всем желании не получилось бы подобрать сравнения лучше, чем это. Правда, неожиданности в его жизни уже давно перестали носить характер какого-то невероятного потрясения – все внезапное говно, что с ним происходило, Рис ждал каждую минуту, секунду, миллисекунду своего существования, даже если и не всегда осознавал этого. Где-то в подкорке мозга. В глубине сознания. Может быть, даже в душе.
Неожиданности такого рода были как страстный поцелуй главной героини и ее ухажера из какого-нибудь паршивого романа про межгалактическую страсть – когда Иветт только начинала работать в «Гиперионе», она увлекалась этим дерьмом, а Рис по какой-то причине даже читал парочку романов из ее собрания. Потом Иветт принялась быстро карабкаться вверх по карьерной лестнице, и этот факт ее биографии стал бы весьма действенным оружием в руках знающего благожелателя.
Поэтому романы исчезли, а воспоминания о поцелуях остались.
Изящная Кармелия падала в жаркие объятия капитана космических пиратов, и они неожиданно начинали целоваться под смачное авторское слово «вдруг», перекрывающее собой тот факт, что к этому поцелую дело шло полромана грубых комплиментов капитана и тонкого флирта благородной, но отважной похищенной девицы. Рис, когда читал, закатывал раздраженно глаза, следил за тем, чтобы случайно не ударить себя железной рукой по лбу, но читать продолжал – он уже преодолел полромана ради этой анатомической страстной фантасмагории и сдаваться не собирался. Потому что сдаваться – плохое качество для того, кто собирался упорно бороться за место повыше и потеплее без риска упасть. Кармелия стонала, капитан вещал, на что он готов ради объятий девицы, продолжая двигать крепким лингамом в ее лоне. И прочее. Одним словом - чушь.
Правда, поцелуй – не чушь. Звонкая ожиданная неожиданность, или что-то вроде того – своего рода трогательное поэтическое сравнение в прозаической жизни Риса. Ему иногда просто до отчаяния хотелось поэтики.
Рис старательно держал это сравнение в голове про вдруг-поцелуи, пощечины и шлепки по заднице, пока реальность настойчиво пыталась вернуть его из размышлений обратно. С каждым разом выходило все хуже. Проклятье. Рис грустно промычал ругательство в обслюнявленный галстук и обиженно запыхтел в кожаный подлокотник шикарного кресла.
Реальность. Действительность. Ебучие шлепки.
Шлеп!
- Шлеп! – радостно озвучил Джек, когда в очередной раз хлестнул Риса по алой поджатой заднице. – Шлеп! Шлеп!
А потом замолчал, но шлепать не перестал, скорее, уловил какой-нибудь внутренний мотив в своем сознании и стал выстукивать на жопе Риса странный неравномерный ритм.
А может, и азбуку Морзе.
Посрать, на самом деле, верите, нет?
Рис всего на 15 минут отлучился, чтобы сходить за кофе, а когда вернулся, в офисе уже бушевал буран. Рис только успел кофе поставить на стол, перед тем как его схватили и все буквально пошло по пизде. Он, конечно, матерился, брыкался, но в уме уже все-все-все понимал и очень скоро затих.
Мокрым от пота лбом Рис уперся в подлокотник и попытался прогнуться в спине – все тело затекло, болело ощутимо даже на фоне полыхающей, как чертов вулкан, задницы. Джек, похоже, не собирался прекращать в скором времени, но напор все-таки поубавил, из настроения злого и отчаянного ударившись в лиричный настрой.
Он настойчиво надавил ладонью Рису на поясницу, мол, не дергайся, и прихлопнул по почти фиолетовой жопе.
- Пауза, тыковка. Рукам надо отдохнуть, - сказал Джек благодушным тоном.
И потянулся к стаканчику с наверняка уже остывшим кофе.
Вот это забота, закипая, подумал Рис. Вот это невероятная просто забота. Прямо над ним довольно серпали его кофе.
Рис собирался выяснить, какой мудила был повинен в происходящем. Одним сраным телефонным звонком кто-то умудрился перечеркнуть пару спокойных дней в жизни Риса – Рис узнает это имя. Совершенно точно узнает. Даже если для этого ему придется пережить подобное во второй раз, даже в третий. Рис не умел сдаваться – дочитывал же он те проклятущие романы до конца. А в этот болезненный момент он как никогда верил в свои возможности.
От галстука было уже почти больно. Сначала, когда шла спонтанная подготовка к экзекуции, Джек хотел просто запихать его Рису, судя по интенсивности, чуть ли не в глотку, безобразно скомкав дорогую ткань, а потом придумал вариант «получше» и просто завязал рисов рот, затянув крепкий узел на затылке. Рис рот попытался открыть, возмутиться вслух, и от неожиданности (гори оно все синим пламенем) чуть не проглотил язык. Теперь даже зубы толком не стиснуть.
Чуть ниже живота Рису, ну кто б сомневался, упиралось крепким стояком, а Джек, который минут двадцать назад готов был метать молнии и убивать за любое движение, развеселился и, кажется, даже не собирался продолжать свою игру со шлепками.
Над головой грустно захрустел картон, и Джек кинул смятый стаканчик из-под кофе на стол.
А потом Риса спихнули на пол.
Рис застонал болезненно и благоговейно, встал, покачиваясь на четвереньки и, кажется, содрогнулся. Как же все, блять, болело. Немеющие руки и ноги будто закололи сотни-сотни маленьких противных иголочек, несчастная его жопа заполыхала еще сильнее. А стоило Рису поднять голову, как он буквально носом уперся в чужой пах.
Дрожащей рукой Рис стянул с себя убитый, изжеванный галстук.
- Ну, ты и мудак, - сказал он, еле ворочая языком. – Ну что ты за мудак.
Риса ощутимо пнули по коленке.
- Тыковка. Ты пьешь слишком сладкий кофе. Подслащаешь горькую реальность?
Рис вскинулся, посмотрел на ухмыляющегося Джека.
Кофе.
Рис резко уселся задницей (Джек, Джек, блять!) на свои штаны, болтающиеся в районе лодыжек. Сглотнул. Кажется, он даже потерял способность нормально говорить от потрясений, потому что вместо обычных слов он стал издавать какое-то злобное сипение.
- Причем тут мой сраный кофе, - Рис откашлялся и рукой утер мокрый рот. - Ты опять нихрена не объяснил, зато теперь моей жопой снова можно заряжать стихийное оружие.
Джек вдруг перестал ухмыляться и посмотрел пристально на губы Риса. Все понятно, судорожно подумал Рис. Однозначно, все ясно. Рис облизнул свои губы, сглотнул.
Это – резкая перемена настроения даже у несчастного изможденного Риса – тоже было своего неожиданностью: неожиданностью из серии пощечины, шлепков по заднице и вдруг-поцелуев.
Вдруг-минет.
- Ризи, поработай-ка ртом, - Джек быстро расстегнул ширинку, приспустил свои штаны, вытащив твердый налитый конец. Рис выдохнул, длинно, шумно и покорно раскрыл рот, зажмуривая глаза.
- Все потом будет, Ризи, - продолжал шептать Джек, иногда охая. – Я потом убью этого мудака, выстрелю ему прямо в его тупую ебаную голову, ох, Ризи, а пока…
Он погладил взъерошенные волосы на взмокшем затылке, не больно, но крепко прихватил.
- …я выстрелю в твою, - Джек издал смешок, медленно задвигав бедрами. Рис заерзал на коленках, привстал, стараясь избавиться от горящего болезненного ощущения, и тут же брякнулся с тихим стоном назад.
А он уж начал беспокоиться, что Джек от злости и разочарования миром больше не шутит про свой член.
- А может, ты, - прозвучало у Риса над головой сбивчиво. – Может, ты сам хочешь его убить, а, кексик?
Чуть не поперхнувшись, Рис замер, открыл резко глаза и посмотрел пораженно на Джека. Тот довольно ухмылялся.
Вдруг-предложение.
- Я более чем уверен, что ты ненавидишь его, да? Или ее. Ты даже конкретно не знаешь, кого, Ризи, - он пришлепнул легонько Риса по щеке, чтобы тот не отвлекался, провел указательным пальцем по красной полоске, оставшейся от кляпа у уголков губ. Царапнул кожу коротким ногтем. – Но ты хочешь убить этого человека.
Рис судорожно вздохнул и снова зажмурился.
- Если хочешь, можешь подрочить, котенок.
Из гадкого желания противоречия, обе руки Рис намеренно положил Джеку на член (железную и холодную – просто из вредности) и усерднее заработал головой. Джек недовольно зашипел.
- Я приказал тебе дрочить, кексик! – он пнул Риса в колено, снова, и на этот раз больно. И Рис, ненавидя себя, издал тихий жалкий звук.
Сжав крепко свой член.
Настроение в комнате резко поменялось.
- Видишь, как замечательно, - блаженным тоном пробормотал Джек. – Как все прекрасно, кексик. Только ты чувствуешь себя обиженным. Униженным. У тебя болит задница, да, кексик?
Джек застонал и еще чуть ниже сполз в кресле, чтобы удобнее было двигать бедрами.
Рис поерзал, вздрогнув от боли, и сжал крепче распухшие губы. Он вяло кивнул – вопрос он осознал с некоторым отставанием. Ощущения, жаркие, тошнотворные, но такие захватывающие ощущения пронизывали Риса в унижении и слепой жажде убийства. Рис уже видел чужие мозги на полу этого офиса, уже заранее чувствовал, как огромный камень падает с его души, пока за его спиной стоит и ухмыляется сам Красавчик Джек. А потом говорит: «Умница, тыковка».
Рис задыхался от боли и напряжности. Его рот устал, Рис едва ли ощущал себя в происходящем, даже когда Джек больно схватил его за голову и принялся двигаться сам, матерясь и ругаясь. Рис не успевал глотать, давясь чужой спермой. А как только его оттолкнули от себя, Рис закашлялся, зажмурился, утирая потекшую из носа белую каплю.
Джек просто конченый мудак.
Оперевшись руками о скользкий пол, Рис попытался подняться, встать на дрожащие ноги. Но как полный долбоеб он проехался на ладони, в которую сам же кончил, и растянулся на животе, неприятно въехав лбом в ножки откатившегося от столкновения кресла.
Кто бы сомневался, что Джека это развеселит.
Тот обошел стонущего от гнева и бессилия Риса и звякнул чем-то тяжелым о стол.
- Тыковка, ебучая-невезучая, тот говнюк придет каяться через 15 минут, - сказал Джек, и голос его, веселый и пугающий, почему-то прозвучал далеко – как будто он говорил уже из другого конца офиса. – У тебя есть время, чтобы привести себя в порядок и не выглядеть так, словно тебя только что выебли в рот.
Рис, ориентируясь на звук, предположительно показал Джеку фак, но потом все равно зашевелился. Он встал – сначала на четвереньки, а затем уже, по глупости ухватившись за каткое кресло и едва не упав снова, на ноги.
Если верить ощущениям Риса, то выглядеть так, как расписал Джек, он перестанет как минимум только завтра. Как максимум – никогда. Джек просто не давал следам сойти.
Вечно вместо задницы – один сплошной синяк.
- Ты-ы-ы-ы-ыковка, ну шевелись же, - Джек все нудел и нудел, господи боже, ну почему бы ему не помолчать хотя бы сейчас, - оденься хотя бы.
Рис обернулся, посмотрел на Джека зло, собираясь что-то сказать, но, глянув мельком на стол, резко осекся и затих. Сердце, тупое его слабое сердце, сладко екнуло. И, кажется, почти перестала многострадальная задница.
- Это?..
- Маленький подарочек тебе, тыковка, - затараторил Джек, махнув рукой. Мол, захлопнись. – Натяни уже штаны на свою рубиновую жопу – это говно плывет сюда. И вспомни все, чему я тебя учил.
Рис молча кивнул, принявшись спешно одеваться и приглаживать одной рукой – нелипкой, железной – помятую рубашку. Изжеванный галстук он запнул под стол, а о волосах даже не стал беспокоиться: лишний свидетель такой его помятости и поебанности уже совсем скоро никому ничего не сможет рассказать.
На столе рядом со смятым стаканчиком лежал новенький пистолет – Рис помнил, они запустили производство такого оружия буквально месяц назад. Предельная точность, большой калибр и стихийные патроны – огонь.