[kritik-sama]

я горела всю ночь и половину дня
писала, как помешанная, чтобы понять в конце: я написала хуйню. но меня разрывает на тысячи зомбиков от этой хуйни, я просто на днище простите
Я НЕ ЗНАЮ ЧТО К ЧЕМУ НЕ СПРАШИВАТЕ
ВСЕМ ПРИЯТНОГО СИНЕГО ПЛАМЕНИ

Никто не говорит об Эми.
Автор: Юрий-терминатор
Фандом: Во плоти/In the flesh
Жанр: немного ангста и романса
Пейринг: Саймон/Кирен
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: зомбисекс, зомбижизнь, мозги автора съели во время первого восстания, без пятисот слов миди. и главные герои ДУМАЮТ

Кирен сдался только на третий день. Он зашел на все официальные сайты для людей с синдромом ПЖЧ, на все неофициальные форумы, на новостные ленты всевозможных телеканалов и газет. Он просматривал все сообщения за последнюю неделю, и ничего не было: ни словечка об Эми.
Он решил сменить тактику, и стал искать новости о больных ПЖЧ, которые снова стали людьми. Раньше он не задумывался об этом и даже не мог предположить, что так бывает, но даже если бы ин задумался, то все равно ничего не нашел бы. Абсолютный ноль информации. Великая мировая сеть ничего не знала и только напоминала о том, что нейролиптин нужно колоть каждый день между первым и вторым позвонком. Как на инструкции.
Кирен был уверен, что такое происходило не первый раз, или собиралось произойти – должно было быть хоть что-то: неясные симптомы, тревожные сообщения на локальные форумы помощи для ПЖЧ. Филип рассказал о том, что у Эми последние дни сильно дрожали руки. Врачи сами не знали, что это могло значить, и просто советовали повысить дозу лекарства в качестве меры предосторожности. И колоть нужно было между первым и вторым позвонком, как на гребаной инструкции.
Почувствовав, что он начинает злиться, Кирен без лишних раздумий отключил компьютер. Тот тихо пискнул, и светящийся экран погас.
Кирену срочно требовалось прогуляться, чтобы обдумать свое поражение. Три дня поисков привели к тому, что у него снова начали болеть глаза. Воистину, долгое ношение линз и безотрывная работа за компьютером в сочетании были губительными даже для зомби. Линзы пришлось снять, а с этим сразу становился бесполезным мусс для лица. Кирен редко выходил в люди таким, но, наверное, стоило привыкать. Хоть немного. В нем недавно что-то перещелкнуло, и он иногда забывал о мелочах, которые сбивали с толку других людей. Странным было то, что он не испытывал никакого дискомфорта по этому поводу.
Правда, перед выходом Кирен задумался о том, что на улице, скорее всего, было холодно. И в этот раз он надел куртку. Кирен шел по улице и не особо следил за тем, куда несли ноги его. Он был поглощен мыслями об Эми, о молчании и обо всем этом, что выглядело вызывающе подозрительно. Он мог быть пристрастен, и там, где Кирен искал второе дно, просто ничего не было. Но если это так… то, значит, кто-то убрал это дно, верно?
За Киреном кто-то быстро шел, точно пытаясь догнать его, слишком занятого собственными размышлениями. Будь это Эми, она наверняка кинулась бы на него с объятиями, попыталась бы напугать, ущипнуть за бледную щеку. Обозвала бы глупым и снова потащила бы куда-то, вооруженная своими идеями и самой жизнью. И Кирен не успел бы даже начать сопротивляться: такой вихрь никогда не давал шанса на глупые сомнения. Без нее стало совсем тихо.
– Я думаю, нам по пути, – сказал Саймон вместо приветствия. Он поравнялся с Киреном и мягко улыбнулся ему, не размыкая губ.
Всю дорогу они молчали. Кирен наслаждался тишиной улиц и присутствием Саймона, который отвлек его от недобрых мыслей своим внезапным появлением. Они шли быстро, изредка оглядываясь друг на друга. Контакт между ними был минимальный, только Саймон иногда касался руки Кирена своей рукой, кончиками пальцев скользя по тыльной стороне ладони или запястью. Это происходило очень быстро, почти неощутимо, и Кирен сомневался в том, что ему это не показалось.
Зато в доме Эми его как будто отпустило. Во всем теле ощущалась легкость, будто с его плеч свалился огромный булыжник, и теперь Кирен мог выпрямиться и начать дышать полной грудью. Если бы ему действительно нужно было дышать.
Саймон тихо закрыл за ними дверь и повернулся к Кирену, собираясь что-то сказать. Но сказать ему ничего не дали. На Кирена накатило странное чувство, какое-то обжигающее и почти безумное. Он резко потянулся к Саймону, прижав к того двери, и поцеловал. Почти как в первый раз – он не отвечал за свои действия, и лишь следовал собственным желаниям, которые в одно мгновение превращали его из спокойного рассудительного молодого человека в буйного бестолкового подростка.
Саймона хотелось целовать, долго и отчаянно, чтобы сердце шевельнулось хотя бы пару раз, имитируя жизнь. И удивления в глазах Саймона каждый раз было все меньше. Он быстро вливался в поцелуй, перехватывая инициативу на себя. И в этот раз вместо того, чтобы просто осторожно положить ладони Кирену на затылок, Саймон начал лихорадочно гладить его по плечам, спине. Скоро ненужная куртка упала к ногам. Около нее оказалась куртка Саймона, а так же его свитер и благоразумие.
Саймон и Кирен не чувствовали дыхания друг друга, не чувствовали ничего, кроме долгих затягивающих прикосновений к губам, рукам спине. Но этого было достаточно. Этого было настолько достаточно, что Кирен пришел в себя только, когда его очень ловко завалили на кровать.
Саймон поднял взгляд, посмотрел в ошарашенные глаза Кирена. Обычно приглаженные темные волосы оказались растрепаны, полурастегнутая рубашка сползла с белого плеча, и сам Саймон выглядел выглядел очень взбудораженным, будто его тоже подхватила эта волна.
– Ух ты.
Два коротеньких словечка стоили Кирену огромных усилий. Голос его звучал немного хрипло – так показалось ему самому. Он не представлял, как выглядел в тот момент, но судя по ощущениям, его футболка осталась примерно там, где и дурацкий свитер Саймона, и очень скоро там же могли оказаться его штаны, не расстегнутые до конца, но уже приспущенные до середины бедра.
Кирен попытался привстать, но Саймон ладонью надавил ему на грудь. Кирен послушался, не понимая, к чему это все – с тем странным захватывающим чувством будто ушла необходимость продолжать. Однако Саймон, видимо, рассудил по-своему.
– Зачем это? – спросил Кирен, когда тот вернулся к начатому.И даже джинсы аккуратно сложил и повесил на изголовье кровати, точно издеваясь над Киреном.
– Ты прекрасно все знаешь сам, – ответил Саймон и покачал головой, осматривая Кирена с ног до головы. В его глазах, и без того жутких, загорелся странный огонек, словно Саймон увидел в Кирене что-то необычное. Кирен тоже хотел это увмдеть: приподнялся на локтях и опустил взгляд.
Одним видом этого белого тела можно было превращать воду в лед. Он поежился, а Саймон, повторяя его недавний порыв, резко наклонился, целуя и вжимая Кирена в себя. Горло крепко сдавило, и Кирен постарался избавиться от этого неудобного чувства, расслабляясь под ласкающими прикосновениями.
Он издал тихий протяжный стон, и все покатилось в тартарары.
Саймон и Кирен притирались друг к другу и двигались неровно быстро, почти не размыкая губ. Никто из них не был возбужден: их тела никак не реагировали на происходящее, но обоим было достаточно того, что они видели и и делали сами. Это было странное и неполное наслаждение, которое заставляет искать большей ласки, чтобы наконец стать целым. У Саймона были чрезвычайно нежные руки, и будь Кирен живым человеком, он бы наверняка сходил с ума от этих рук. Он и сейчас сходил с ума, но ему казалось, что он мог бы получить больше, чем уже имеет сейчас.
Кирен был не в силах даже что-то сказать. На самом деле, у него всегда были силы на что-то, но ему не хотелось рушить это приятное ощущение душевной усталости.
– Не знал, что так бывает… у нас, – сказал он. Саймон сидел рядом с ним и смотрел куда-то перед собой. Кирен видел его коленку, стройное бедро, линию живота и неподвижную грудь. Выше задирать голову он не стал; положил ладонь Саймону на колено, рассматривая белое на белом.
– Ты же сам это начал.
Саймон сдвинулся ниже, укладываясь рядом с Киреном – нос в нос, и сказал:
– Но я тоже не знал.
Слова эти прозвучали, как откровение из Библии, Саймона не зря называли апостолом.
Кирен моргнул и отвел взгляд. Он знал это выражение – обычно Саймон смотрел так, когда по каким-то своим непонятным причинам решал, что Кирен необычный. Причем, решал это вслух.
Мыслями Кирен постепенно возвращался к Эми и к мировому негласному молчанию. Он пришел к Саймону, чтобы поделиться с ним своими подозрениями, чтобы рассказать об Эми, а в итоге…
Кирен не стеснялся того, что между ними произошло. Но он отчетливо ощущал стыд перед Эми за то, что забыл о ней. Саймон иногда просто не оставлял выбора.
– Могилу Эми раскопали, – Саймон произнес это ровным тоном, но Кирена подбросило на постели. Саймон поднялся следом за ним, и осторожно привлек к себе. Дальнейшие действия Кирена были предсказуемы: подскочить, одеться и помчаться на кладбище, забывая дышать. Саймон не слушал возражений и терпеливо объяснял, что там сейчас Филип, и он разберется, а они пойдут туда завтра, чтобы все осмотреть.
Могила была вскрытой не первый день, но обнаружили это только сегодня. Филип все это время провел дома, почти не выходя из своей комнаты, из живых или полуживых мало кто был действительно тронут смертью Эми. А те, кто был, первое время старались не показываться на кладбище.
– Это я обнаружил, – Саймон больше не держал Кирена. Он сел обратно на кровать, скрестив ноги по-турецки, и явно ожидал, что Кирен сядет рядом.
Кирен быстро сложил два и два, чтобы картина стала предельно ясной – Саймон шел к себе домой той же дорогой, что и он, хотя кладбище находилось в другой стороне. Получается, что он заходил к Кирену, чтобы рассказать об этом.
Кирен не понимал природу своих сожалений – они были пустыми и безосновательными. Он не мог предвидеть этого, да и в итоге он обо всем узнал. А еще Саймон пытался что-то сказать ему, перед тем, как Кирен накинулся на него и они сошли с ума. Кирен медленно опустился на пол и прислонился спиной к кровати.
Какой же он идиот.
– Я пытался найти в интернете хоть что-нибудь, – сказал он. – Хоть что-нибудь, напоминающее случай Эми. Но ничего, понимаешь.
За спиной послышались шорохи – Саймон придвинулся ближе к краю постели и поставил ноги на пол, задев коленом плечо Кирена.
– Абсолютно ничего. Это странно.
– Может, до этого не случалось ничего подобного? – спросил Саймон.
– Тогда непонятно, почему об этом до сих пор не рассказывают во всех новостях.
Кирен покачал головой и закрыл глаза.
– Я хотел бы найти правду обо всем этом, – сказал он. – Но я не знаю, откуда начинать.
Саймон предсказуемо промолчал, и что-то подсказывало Кирену, что он просто не захотел ничего говорить.

***
С тех пор, как Кирен вернулся в семью, родители перестали ходить на его могилу, если не считать, конечно же, те времена, когда спасения от восставших еще не было придумано. По их дому ходило почти живое напоминание о смерти, поэтому мистер и миссис Уокер оградили себя от дополнительных… стрессов. Это в какой-то степени казалось естественным.
А Кирену было нетрудно. Он периодически приходил на свою могилу – очистить от налетевших листьев и земли, подмести вокруг и просто побродить. Иногда он находил заброшенные могилы, не развороченные памятным днем восстания. Просто о них давно забыли. Саймон, первый раз увидев это, назвал Кирена альтруистом, но помогать не вызвался. Сел на чье-то надгробие поодаль и все время наблюдал за Киреном, пока тот возился с чужой плитой.
На кладбище всегда было умиротворяюще тихо и спокойно, как и должно быть в месте, где люди спят, избавившись от всяческих забот. Возможно, его тянули сюда отголоски забытого покоя, но в любом случае Кирену нравилось находиться тут. И Саймон, и Эми разделяли его точку зрения и были не прочь иногда составить Кирену компанию. А теперь остался только Саймон.
Они сидели напротив могилы Кирена, прямо на траве. Джинсы, скорее всего, окрасятся зелеными разводами, но это никого не заботило. Кирен вслушивался в успокаивающее пение ветра, в шелест листьев и шорох куртки Саймона. И ему почти удалось забыть о проблемах и даже о том, что он был не один.
Открыть глаза его заставил тихий голос.
– Хотел бы я познакомиться с этим парнем, – сказал Саймон и пальцами обвел на плите дату смерти: 2009.
– Я знал его, – Кирен повторил движение вслед за Саймоном и повел прикосновение к своему надгробию ниже – к эпитафии.
– И как?
– Тебе бы он не понравился.
Саймон удивленно вскинул брови.
– С чего ты это взял?
– Он был на редкость скучным и слабым, – Кирен неловко пожал плечом. – Не верил в себя и покончил жизнь самоубийством, как только представилась возможность.
Последние слова Кирен произносил, глядя Саймону в глаза. Пальцы застыли на последних буквах эпитафии, потому что Саймон улыбнулся. Как-то по-своему – не разжимая губ, но при этом невыносимо тепло для человека с таким страшным взглядом.
– Разве это важно? – он чуть вытянул ноги вперед, и поза его стала расслабленной: Саймон собирался поделиться откровением. – Я тоже знал одного парня, такого же слабого и скучного, как ты выразился. Но я бы все равно хотел с ним как-нибудь встретиться.
– Зачем?
– Чтобы понять его. Я думаю, если бы эти двое однажды встретились, они смогли бы помочь друг другу.
Кирен обвел надпись на надгробии до конца.
– Они умерли.
Саймон покорно согласился:
– В этом их проблема.
Кирен после этого разговора начал грузить себя мыслями, нагромождая их одна за одной. Он молчал, опустив взгляд на свои колени. А Саймон явно повеселел, будто действительно закончил читать проповедь, обратив Кирена в какую-то свою непонятную веру.
За их спинами находилась могила Эми, огражденная четырьмя штырями и желтыми лентами. Среди кучи взрытой земли виднелись обрывки бумаги и картона – кто-то выкапывал Эми безобразно неаккуратно, даже следы не замели. Кирен думал о Максим Мартин и чувствовал что-то, напоминающее тошноту. Если эта женщина не могла быть причастной к тому, что случилось с Эми после похорон, то ее глупые идеи – вполне могли. Но Кирену ничего не было известно об этом, кроме слухов о втором восстании, любую другую информацию, похоже, оперативно изымали из сети, а Саймон не говорил. Кирен чувствовал, что Саймон что-то знал, но по каким-то причинам молчал, и Кирен не требовал. Хотя казалось, что Саймон не стал бы ничего таить, если бы Кирен спросил у него напрямую.
Он не сразу решился посмотреть на могилу Эми, но когда он сделал это, всякие сомнения исчезли. Из этого вскопанного и перетоптанного участка земли выделялось только чистое надгробие. Вероятно, Филип постарался. Смотреть на него, как оказалось, было не страшно, а говорилось Кирену еще легче. О слове "стыд" он даже не вспоминал.
Кирен отбросил мысли о Максим Мартин, обо всем непонятном, что происходило в его жизни; и принялся рассказывать Эми о самом добром и теплом, что он смог вспомнить – о жизни. Ведь Эми всегда ценила жизнь так, как этого не делал никто из них: ни он, ни Саймон.
И если бы она была тут, она бы без сомнения сказала, что они оба дураки и недостойны быть ее супругами. Потому что с Эми должно быть весело, а не грустно. Даже если ее уже нет, а вместо нее только оскверненная пустота могилы и надпись на могильной плите.

***
Говорить о том, что "скоро случится шоу", было немного грубо, поэтому Саймон промолчал, но именно так про себя и подумал. После того, как Кирен выговорился, он уверенно встал на ноги, отряхнул испачканные штаны и подал Саймону руку. Кирен ничего не говорил, но по нему было видно, что он на что-то решился и уже кинулся в это с головой. Присутствие Саймона было необязательным, но Кирен рассчитывал на него, как на невидимую опору – чтобы оттолкнуться. А с течением он справится сам.
Перл поприветствовала их очень неохотно. Саймон никогда не обременял себя линзами и муссом, кроме того памятного случая, а Кирен в тот день не предполагал, что будет сидеть в пабе да и… забыл он, честно говоря. Он нервным движением пригладил волосы на затылке и прошел к столику, где сидели две пожилые женщины. Они постоянно приходили сюда, когда он подрабатывал за барной стойкой. И они не изменили своей привычке после его ухода.
Кирен не знал их имен, но он и не торопился узнавать. Две с виду милые интеллигентные дамы по содержанию гнили на языках могли посоперничать с любым ПЖЧ и еще остаться в победителях. Об этом, правда, мало кто знал. В лицо они улыбались, называли "дорогушей", а в спину кидались ядом и концентрированным бессмысленным скепсисом.
"Старые завистливые стервы", – сказала как-то про них Эми. И хотя Кирен привык выражаться немного по-другому, с этим он был полностью согласен.
Старые завистливые стервы.
– Добрый вечер, – сказал он, присаживаясь рядом. Женщины враз умолкли и повернулись к Кирену. Саймона она принципиально не замечали, хотя он тоже разместился за их столиком.
Ответили они почти одновременно.
– А что ты тут делаешь, дорогуша?
– Странно, что ты выбрал нашу компанию.
Кирен с трудом подавил мнимую дрожь – они говорили, как близнецы, и без колебаний дополняли мысли друг друга. Как единый организм, состоящий из двух частей.
– Я бы хотел поговорить с вами кое о чем.
Женщины задумчиво посмотрели на него, а потом синхронно перевели взгляды на свои пустые бокалы. Кирен встал и подошел к барной стойке, услышав только брошенное ему вслед: “Две пинты”. Он кивнул Перл и принялся нетерпеливо выстукивать пальцами по столешнице. Людей в пабе почти не было, только Гари с Дагом, устроившиеся в другом конце зала, и эти две перечницы. За их столиком молчали – присутствие Саймона не располагало к душевным разговорам, даже если его всеми силами стараться не замечать. И Перл как назло набирала две пинты очень медленно.
Когда два бокала опустились на поднос, Кирен с облегчением выдохнул. Взять поднос ему не дали.
– Подожди, дорогуша! – сказала одна из женщин, удивительно резво для своих лет подскакивая с места. – Я сама принесу.
Кирен пару секунд потоптался на месте, но не стал возражать. Было немного неуютно и неловко, но он быстро поборол это чувство.
– Вот теперь мы готовы выслушать тебя, дорогой.
Кирен мельком глянул на Саймона. Тот внимательно смотрел на него, но вмешиваться не собирался. Он наверняка догадывался о том, что Кирен хотел вызнать у этой пары сппетниц, но инициатива не принадлежала ему, так что…
– Вы ведь звонили куда-нибудь, чтобы рассказать об Эми? – спросил Кирен.
Нельзя было сказать, что он попал в точку, но дамы замялись и начали тянуть паузу, медленно отпивая из бокала. С нынешними порядками за ПЖЧ очень хорошо приплачивали. В основном, люди привозили в лаборатории отловленных диких, которых быстро приводили в порядок. Но если рассуждать здраво, то информация о ПЖЧ, ставшем нормальным человеком, должна была быть на вес золота. Происходящее выглядело до боли нелепым, но Кирен держался. Как бы эти дамы ни ненавидели “гнилушек”, такого шанса они упустить не могли.
– Зачем тебе это?
Они упрямо тянули время, не желая отвечать. Это, по сути, и было ответом. Звонили и ничего не получили, скорее всего.
– Для меня это важно.
– Тогда позвони сам, если тебе это важно.
Кирен молчал и смотрел на них, не моргая. Прием нечестный, но очень убедительный: доброжелательности больше не наблюдалась ни с одной из сторон.
– Я звонила.
– И я.
– В Норфолк.
– Так точно, милая.
– Нам сказали, дорогуша…
– ...что это полная чушь.
– Гнилушка не может стать человеком.
– Так что ваша Эми умерла, как зомбак.
– Вот-вот, гроб-то закрытый был.
– Кто знает, может, ей полголовы снесли.
– Воистину, как пиво развязывает язык, – сказал Саймон и, задумчиво склонив голову на бок, посмотрел на Кирена. – Не так ли? Мне кажется, нам пора, Кирен.
Тот молча кивнул и облизнул синеватые губы.
– Действительно. Нам пора.
Кирен старался идти небыстро, но его так и тянуло прочь из этого места. Он не сказал до свидания, хотя и старался во всех случаях быть вежливым, но кого тут заботила вежливость зомбака?
– Знаете, – сказал он уже в дверях, – кажется, я забыл заплатить за пиво.
Перл согласно кивнула, а Кирен вышел, потянув за собой Саймона. Он крепко держал его руку и почти ощущал, как крепко держат его в ответ. За то короткое время, что он пробыл в пабе на улице уже окончательно стемнело, и было бы неплохо вернуться домой. Но вместо этого Кирен неспешно пошел в противоположную сторону, собираясь долго и бездумно петлять по пустым улицам. Саймон, как всегда был рядом, и это успокаивало, навевая знакомое ощущение умиротворения.
С Эми все было частично ясно, и Кирен решил, что он уже не успеет сегодня еще что-то сделать. Зато у него оставались несколько часов прогулки, Саймон и темнота, в которой почти не видно пугающих белых глаз.
– Твои родители не будут беспокоиться о тебе? – у Саймона всегда здорово выходило задавать такие вопросы: он не прогонял, но при этом напоминал о том, что Кирен сам мог забыть. Правда, не в этот раз.
– Не больше, чем когда нашли меня с перерезанными венами, – Кирен пожал плечами, а Саймон усмехнулся:
– Непривычная для тебя жестокость.
На самом деле, родители догадывались, где мог так долго пропадать Кирен. Вчера он пришел от Саймона расстроенным, но мама первым делом углядела не это, а надетую шиворот-навыворот футболку и не до конца застегнутую ширинку. О своем наблюдении она опрометчиво сказала вслух, хотя после Рика и восстания в этой семье уже ничему не удивлялись. Все было настолько очевидным и неловким, что это даже не обсуждалось за ужином.
С другой стороны, Саймон тоже был прав.
Кирен остановился и повернулся к нему, сквозь темноту, прореженную светом фонарей, с трудом разглядывая его лицо.
– Наверное. Я же монстр, – Кирен очаровательно улыбнулся.
– Куда мы направляемся?
– Никуда, мы просто гуляем.
Он вздохнул полной грудью и тут же выдохнул, прислушиваясь к своим ощущениям. Абсолютное ничего, но такое невозможно приятное. По крайней мере, он не замерзнет.
Кирен снова потянул Саймона за собой, и шел он почти с закрытыми глазами.
Его одолевало подозрение, что даже если он не начнет искать правду, то она сама в скором времени найдет его. Он чувствовал себя так, будто находился в самой гуще событий, и его ничего не обойдет стороной, даже если бы он этого захотел.
И Саймон – Саймон тоже все однажды расскажет, потому что ни у кого из них уже не было выбора.
Кирен просто это знал.