Чулки и игрушки.

[kritik-sama]

Дорогие мои! Это не трололоки и даже не имсартур! это обычный ориджинал по одному из моих квент. Короче говоря, простая порнуха с парой кинков без определенного канона. Лазар/Фрейр. Лазар принадлежит не мне)

Чулки и игрушки

Мама говорит, что я испортился. Я всегда стараюсь ее переубедить, мол, смотри, мам, я такой же и совсем не изменился: все еще боюсь чужих прикосновений и общению с ровесниками предпочитаю книги. Но знаете, близкое общение с Лазаром очень быстро и эффективно убивает во мне такое понятие, как стыд и скромность.
Поэтому мама совсем не верит мне и причитает, что миру удалось испортить такого замечательного мальчика, чистый, невинный цветок. В чем-то она права. Я действительно был цветочком, который до двадцати лет стеснялся даже обнимать кого-нибудь, а о более близком и откровенном контакте вообще молчу. Наверное, я и сейчас постесняюсь обнять незнакомого человека. Но тогда все было намного хуже.
Я бы, наверное, прожил до самой старости и умер невинным и чистым, если бы на третьем курсе у нас не началась анатомия, которую приезжал читать работник морга. Лазар.
Он казался нудным, строгим и собранным человеком в своих дурацких очках и с небольшим черным кейсом. Девушки, таявшие от одного взгляда француза, стелились у его ног ковром и давали возможность пройтись по себе немедленным отказом на предложение познакомиться поближе.
Тогда мне казалось, что этот человек непоколебим в своих принципах. Даже несмотря на то, что он иногда не ленился приносить на пары банки, в которых в формалине плавали органы и части тела. Девчонки визжали по началу, парни толпились, рассматривая. И я даже не смел подумать о том, что этот человек первый нарушит субординацию.
Мне должны были о многом сказать его взгляды, случайные прикосновения, из-за которых я чуть ли не отпрыгивал от Лазара. Он тихо фыркал, и в его бесстрастных глазах разгоралась такая буря, что не заметить ее мог только дурак. Ну или такой цветочек, как я.
Момент, когда это буря вышла из-под контроля, я пропустил. Я до сих пор не могу понять, чем его привлек, но тогда я понял, что неведение очень часто опасно. Первый раз мне не хочется вспоминать, да и Лазар всегда молчит по этому поводу, хотя потом все пошло гораздо глаже.
Тогда произошла еще одна буря - со мной. Я посмотрел на свою систему ценностей вверх ногами, как раз в тот момент, когда мир встал на голову. Бывает такое, когда долго живешь в роскошном замке и не знаешь, что люди за его стенами страдают и умирают; а потом обычный бродяга, стучащий в ворота замка ради милостыни, открывает тебе глаза.
Со мной произошло нечто похоже.
Я очень много осознал. Я узнал столько нового о человеческих способностях, что не знать остального было бы грешно. Конечно, то, чем я занимался, грех не меньший, но тем не менее...
Я все веду к тому, что Лазар оказался жутким развратником. Моих нынешних знаний хватило бы на то, чтобы смутить продавца из секс-шопа, хотя, держу пари, Лазару ничего не стоит подобное проделать со мной. А я знаком с ним всего четыре месяца. Теперь вы можете представить способности этого человека?
Недавно вот я совершил самую страшную из всех ошибок: я согласился сыграть в карты. У нас тогда электричество отключили, и ничего кроме карт дома не нашлось. Повсюду были свечи, приходилось щурить глаза, но игра шла активно - и уже через час я с тоской провожал последнюю свою вещь и стыдливо прикрывал пах пачкой из-под карт.
- Ты сдаешься? - ласково поинтересовался Лазар, тусуя колоду.
Я не привык сдаваться. И я совсем забыл, с кем имею дело.
- Нет, - ответил я и твердо посмотрел на Лазара.
- Тогда предлагаю на желание, любое.
Я, идиот такой, и вправду согласился. Свою ошибку я осознал, когда Лазар уже рассказывал свое желание. Эту мечту больного извращенца он закончил фразой:
- Детка, я тебя трахаю. Тебе не стоило играть со мной.
Я смутился и послал его к черту.
Конечно, тем, что я был абсолютно голый, Лазар тоже воспользовался. Он трахнул меня на полу, а потом неспешно капал воском мне на живот и грудь, пока я снова не возбудился. На второй раз мы чуть не устроили пожар.
Сейчас, стоя перед дверями аудитории в женских шмотках, я понимаю, насколько я попал. Я выгляжу, как актриса определенного жанра, которой поручили изображать школьницу. Без преувеличения. Я всегда был тощим, тонким, невысоким, а надев эту мерзкую розовую юбку, белые чулки и блузку, совсем растерял признаки мужественности. Лазар еще приказал мне накраситься.
Я боюсь заходить в аудиторию. Мне страшно. Очень страшно. Меня могут изнасиловать прямо там, если вспомнить, с какой любовью Лазар гладил вручаемые мне вещи. Особенно чулки. Он называл их хорошенькими и делился с ними своими планами, пока я, развесив уши, краснел и пылал не хуже всякой свечки. Меня даже не мучил вопрос, откуда это у Лазара. Я не удивлюсь, если костюмом школьницы гардероб его не ограничен. Для меня, разумеется.
В мое шествие по аудитории, кажется, молчат даже машины с улицы. Я просто открыл дверь и без извинений прошел.
Лазар молчит. Студенты молчат. Только цокают тихо небольшие каблуки по полу. Мне жутко неловко и приходится смотреть в стенку. Я усаживаюсь за свое обычное место и вижу под столом небольшой картонный пакет, подписанный "Моей симпатичной малышке". Мне двадцать один год, я выгляжу все же как парень, когда без этого грима, а Лазар все зовет меня малышкой и считает мои белесые волосы и ресницы до трепета трогательными.
На исписанной многими поколениями парте в самом углу маркером выведено "Вставь это".
Лазар требовательно смотрит в мою сторону, поправляет свои безобразные очки:
- После пары останетесь и объяснитесь, все ясно?
И мне кажется, что пакет на пару секунд завибрировал.
Я уныло киваю, роняю сумку и тянусь за ней, нырнув под парту.
В пакете на целлофане лежит смазанный толстый, но короткий вибратор приторного розового цвета. Крупная головка увенчана блестками, а основание - черным крупным ободком.
Сегодня нам рассказывают о строении глотки.
Я, пылая ушами, поднимаю сумку, сжимаю игрушку в руке и ненавидяще смотрю на Лазара. Все приходится делать очень быстро. Трусы, кружевное орудие пытки, моментально пачкаются в смазке, а я слишком резко приземляюсь обратно на стул.
Я ненавижу Лазара.
Игрушка резво бьет по простате, задергавшись во мне, как живая. Одну руку Лазар держит в кармане, второй - листки с лекциями.
Я смотрю на преподавателя ошарашенными глазами, не в силах даже достать тетрадь и ручку от конспекта. В сумке тихо дребезжит телефон, и я ничего не могу поделать, только сползти ниже, чтобы натянутая юбка сильно не отсвечивала. Остаток пары я провожу в полубессознательном состоянии. И никто меня не трогает. Я особо ни с кем не знаком, меня считали странным, а в последнее время - особенно.
Лазар все пялится на меня, и одногруппники предчувствуют беду и разборки, поэтому готовятся к тому, чтобы убежать из аудитории за десять минут до окончания пары.
Когда щелкает дверной замок, я нахожу в себе силы подняться со стула и выйти перед Лазаром. Мне стыдно, мне хорошо, и Лазар кладет ключ от аудитории куда-то на стол. Ключ мгновенно теряется среди бумаг, записей и наших тестов с прошлой пары, я расфокусированно смотрю перед собой, чувствуя себя той самой школьницей, которая все играла с терпением учителя. И вот - доигралась.
- И все же, - мурчит Лазар, снимая с себя очки с толстыми линзами, и они тоже теряются где-то на столе, пока мой взгляд безостановочно следит за сильными руками. - Я жду объяснений относительно вашего внешнего вида и поведения сегодня.
- Я... простите... - сиплю я и шумно выдыхаю. - Я проспорила другу желание...
- У вас странные друзья, маленькая.
Лазар в два шага оказывается около меня и жестко стискивает мою задницу в ладонях. Он мнет ягодицы, разводит их и подтягивает меня к себе.
- Маленьким девочкам нельзя играть в азартные игры, - ухмыляется он. - Маленьких девочек наказывают за это.
Лазар никогда не отличался манерами. Он приказывает мне, чтобы я сел на корточки и начал ему сосать. Ширинку приходится расстегивать зубами, а с пуговицей Лазар помогает сам, ухмыляется довольно, когда я начинаю вылизывать. Он учил меня делать это правильно, показывал сам, пока я не смог брать его член в рот целиком. Я научился не задыхаться и не захлебываться своей слюной, пока ствол двигается во мне. В процессе я могу лизать ему яйца - и Лазар будет стонать и трахать меня сильнее в рот, держа за затылок и приказывая, чтобы я смотрел ему в глаза. У него дрожат губы, а на щеках пятнами проступает сильный румянец. В потной ладони он крепко сжимает пульт от вибратора и все время теребит его.
Он постоянно меняет скорость игрушки во мне, и я боюсь чего-нибудь откусить Лазару, потому что хочется двигать задницей, чтобы головка сильнее давила на простату.
- Вот так, милая, - стонет Лазар и размашисто долбится мне в глотку, пока я покорно держу рот открытым и бездумно смотрю на своего преподавателя по анатомии. Я весь взмок, и мне страшно представить, как я сейчас выгляжу из-за макияжа. В трусах, как у девочки, скользко и влажно - с головки натекла смазка. У меня мокрый подбородок, и я не чувствую губ и задницы, челюсть ноет, и глядя в безумные глаза Лазара, я ощущаю себя маленькой девочкой, которой в этом году захотелось быть плохой.
И перед тем, как кончить и вальяжно размазать сперму мне по лицу, он, мой совратитель, хрипит:
- Кончай.
Пока я брызгаю теплыми тугими струями спермы на пол, я чувствую, как подрагивающая ладонь водит по моим щекам, губам - оставляя на них солоноватый привкус. Я беззвучно кричу и сжимаю в ладони крепко свои яйца, целуя покорно руки Лазара и открывая глаза с заляпанными белесыми ресницами.
- Хорошая девочка, - резюмирует он.
Когда мы собираемся домой, я проверяю телефон, случайно вспомнив, что кто-то мне звонил. Это оказывается сообщение от однокурсника "Что с тобой?". Я пытаюсь припомнить, кому я давал свой номер, и в моем сознании всплывает молчаливый, но серьезный староста, который однажды попросил мой номер, чтобы просто мы могли связаться друг с другом.
Кажется, его зовут Джун.