Торолоки, НЦ-17, ангст, пост-мстители, кинкЛоки открыл глаза и медленно повернул голову к окну. Сквозь неплотно задвинутые шторы в окно пробивался яркий солнечный свет, от которого подушка под щекой была теплая. Еще чуть влажная: Тор вчера, не скупясь на силе, опрокинул огромный бак с полутеплой водой на кровать, где лежал Локи. В воздухе стоял запах сырости и пыли, а еще - перегара.
Тор вчера пил эль и вино и щедро поил этим брата, зная, что тому немного нужно, чтобы захмелеть. Локи покорно глотал забродивший виноград и быстро пьянел, задыхаясь под душным жаром комнаты.
Потом были яблоки, чуть кисловатые, но сладкие, истекающие по губам спелым соком. Это был подарок от Идун, одной из немногих, готовых простить Локи все. В ее чудесной корзине лежали молодильные яблоки, благодаря которым жители Асгарда обитали на этой земле обетованной сотни лет; и Тор мог продолжать свою пытку до бесконечности, терзая брата до полусмерти и снова давая силы вместе со сладким яблочным соком.
Локи облизнул сухие губы, чувствуя остаточный вкус терпкого винограда, и попытался встать. Рядом с подушкой лежал отвратительный кусок металла, который Тором был назван кратко и весьма прозаично - "намордник". Намордник отсвечивал россыпью маленьких солнечных зайчиков на плечах Локи и на потолке. Железку стоило спалить каким-нибудь особенно грозным заклинанием, но наручники, которые никто так и не догадался снять с Локи, полностью ограничивали его магию. Зато ее легко можно было спихнуть на голову Тора, который принял вчера гораздо приличнее своего брата, и по утру его голова должна отзываться болезненным, пульсирующим звоном.
Железяка приземлилась с кровати на что-то с глухим, пустым стуком. Локи усмехнулся - пустая голова, пустые идеи. Поскольку, если Тор и правда думал, что его наказание отучит Локи "творить всякую хрень хотя бы ближайшие десять лет", то он... заблуждался. Заблуждался настолько, насколько может это делать человек, вторую неделю не выпускавший своего брата из постели.
Локи позволяли уединяться лишь в уборной - ненадолго на определенный промежуток времени, который Тор скрупулезно отсчитывал по часам. Тор любил кормить Локи с рук, жадно поедать брата глазами, а после - долго до просьб, молений и криков брать его, чтобы Локи был готов на все. Чтобы он покорно повторял за братом все слова. Чтобы орал, как девочка, пока Тор заполнял его собой, своим семенем, и брал снова, глухо рыча.
Локи старался не вспоминать этот факт, несколько досадный. Тор всегда выигрывал - и даже сейчас, когда, медленно поднимаясь с пушистого ковра, он оглядел брата с ног до головы так, что Локи испытал непреодолимое желание отползти назад.
Тор долго умывался, соскабливал щетину и все смотрел на отражавшегося в зеркале Локи. Ни доброго утра, ни одной фразы - они закончились на унизительных словах, когда Локи давился своими криками и клялся, что никогда больше поступит так. Пришлось раз десять повторить, прежде чем Тор поверил.
На серебристом подносе лежала пара яблок со вчера. Тор осторожно порезал их на небольшие дольки и подошел к постели брата, подставляя плод к красным, истерзанным жестокими пальцами, искусанным губам. Локи покорно принимал его по кусочкам, неспешно, боясь поднимать взгляда на Тора. Он чувствовал, как брат смотрел на него. Локи казалось, его затылок вот-вот вспыхнет от пристального рассматривания.
- Прекрати смотреть, - пробормотал Локи. Чтобы поправить волосы, приходилось поднимать две руки сразу - Тор намеренно сделал цепь наручников очень короткой. Для удобного пользования.
- Нет, - категорично сказал он, и отвел дольку яблока в сторону. - Не могу.
Локи упрямо смотрел на одеяло и головы не поднимал.
- Тогда отнеси меня в ванную.
В ответ прозвучала фраза, с которой начинался каждый день этого бесконечного наказания.
- Хорошо. У тебя двадцать минут.